Удивительно притягательным для глаз и понятным для ума, является мир искусства сибирского художника Константина Прусова. Высокие голубые небеса с невесомыми облаками, удивленные глаза лохматого пса, хрусткая и освежающая арбузная мякоть, ярко-желтая шляпа самого художника. С образов Константина, с его открытых миру и нашему сознанию полотен так легко входить в искусство живописи.
Костя – один из самых доброжелательных, улыбчивых, светлых людей, которые встречались мне на жизненном пути. При этом он умен, любит и знает историю искусства. С неподдельной страстью он рассказывает о своих впечатлениях от авангардных картин парижского Центра Помпиду и выставки Врубеля в Третьяковке, от экспозиций Лувра в Абу-Даби и полотен русских художников в родном для него Художественном музее Новосибирска. Насмотренность, тонкий художественный вкус, знания не могут не отражаться в его собственном творчестве. Глядя на картины Константина, вспоминаешь творчество Матисса и Дали, художников Парижской школы и Николая Демьяновича Грицюка. Но это не прямое цитирование классиков живописи, а отзвуки, легкий аромат великого прошлого, без которого не может существовать современный мастер.
Еще одна важная черта Константина Прусова – смелость. Много работая в привычных для современной живописи пейзаже и натюрморте, он не боится выйти за строгие жанровые рамки и придать им нетривиальное измерение. Диалог рук и круговая композиция преображает гранат на столе в «Тайную вечерю», натюрморт с книгой, одиноко лежащей на балюстраде набережной, превращается в романтическую «Поэму о море», а интерьер картины с изображением уголка старинного дома («Тихие ступени. Остуни») побуждает зрителя к философским размышлениям о неумолимом течении времени. При этом все упомянутые полотна, выполненные чистыми цветами и легкими, текучими движениями кисти, оставляют впечатление радости и света.
Радость. Этим словом можно охарактеризовать и серию картин, посвященную русской деревне. Ее герои – розовощекая красавица с чудесным старинным именем Марфа, глиняные игрушки, матрешки, избы и самовары. Но они лишены слащавости, сентиментальности. Константин смог наделить эти архетипические образы удивительным своеобразием, искренностью и подлинностью. Они – настоящие, потому что про самого художника, нежно любящего свою малую родину в ирбитской глубинке (хоть и вырос он в нашем индустриальном и шумном мегаполисе), и про нас с вами, мечтающих о прекрасном, светлом и простом.
Ольга Куржукова
Старший научный сотрудник
Новосибирского государственного художественного музея